Издание И.Кнебель
Москва
Найти самую старую детскую книгу в домашней библиотеке мне было несложно - она у меня такая одна. Мне подарили ее на шестилетие, и она сразу и навсегда поразила меня своей инаковостью, непохожестью на образцы массовой советской книгопродукции, стоявшие на наших полках. Надо сказать, книг у нас вообще было немного, а детских - всего ничего: книжный дефицит не очень-то способствовал библиофильству.
Эту книгу принесли родственники. О, вот у них стоял массивный книжный шкаф, дверцы которого были украшены затейливыми латунными ручками и фигурными накладками на замочные скважины, а за стеклом тускло поблескивали тисненые переплеты.
Мой подарок явно был извлечен оттуда. Кожаный корешок, старая орфография, непривычные иллюстрации, желтоватая бумага, чем-то напоминавшая ту, из которой были сделаны таблички на дверях кабинетов в поликлинике, и особый, ни с чем не сравнимый запах СТАРОЙ книги.
Ничего похожего у меня никогда не было. У меня были сказки, рассказы о животных и о таких же детях, как я, что-то занимательно-образовательное...
Эта книга была о принце и нищем не из сказки. В ней была чужая страна, чужое время, чужая жизнь, которые обступали сразу и не отпускали до последней страницы. Это был первый в моей жизни исторический роман, и у меня очень долго сохранялось убеждение, что исторические книги и должны быть не такими, как все - чтобы сразу, уже своим внешним видом давать понять, что они из другого времени.
Чуть-чуть иная манера речи, чуть-чуть странные, но все же понятные буквы, чуть-чуть иной стиль рисунков - в этом "чуть-чуть" было волшебство.




Несколько лет спустя мне подарили еще одного "Принца и нищего", современное издание и - не то. Не пошло. Совершенно. Там была хорошая белая бумага, был более живой, привычный язык, а на картинках с обитателями Двора Отбросов - вполне реалистичные лохмотья. Не было лишь чуда. В старой книге перевод был не слишком литературно блестящ и элегантен, а иллюстрации слегка манерны, но было и некое неуловимое очарование в слоге и стиле ушедших лет. И даже во всех этих ятях, ерах и юсах. Это была моя волшебная дверца в прошлое, и никакие изыски позднейшего книгоиздания не могли ее заменить. Новую книжку быстро передарили.
Это Марк Твен с дочерьми Сузи и Кларой, которым он посвятил свою повесть: "Моим милым и послушным детям Сусанне и Кларе Клеменс с любовию посвящаю эту книгу" - гласит надпись на титульном листе в моей книге.
Как я понимаю сейчас, с антикварным "Принцем и нищим" мне повезло даже больше, чем представлялось в детстве. Иллюстрации для этой книги были взяты из оригинального издания, самого первого, за подготовкой которого придирчиво следил Марк Твен.
В моей книге их меньше - издатели ограничились воспроизведением рисунков Меррила, отчего книга, на мой взгляд, только выиграла, приобретя цельность и сдержанную элегантность. Обложка - издательская. Нижний уголок книги сильно потерт, и подпись не очень отчетлива, но все-таки можно разобрать имя московского художника А.И.Кравченко. Издание вообще производит очень приятное впечатление: плотная бумага, крупный шрифт, указан переводчик, отдельные места, которые могут быть непонятны ребенку, снабжены сносками с краткими пояснениями. Эту книгу любили, перечитывали и дорожили ею: при внимательном рассмотрении выяснилось, что кожаный корешок - неродной. Книга была отремонтирована, аккуратно и с расчетом на долгую службу.
А еще в книжке обнаружился своеобразный сюрприз - титульный лист из другой книги:
Выпавший листок явно вложили сюда, чтобы он не потерялся, но ошиблись книгой. Сборник, мне кажется, очень любопытный. Интересно было бы на него взглянуть, но... Людей, подаривших мне "Принца и нищего", нет в живых, а что сталось с их библиотекой - уже не узнать.